Революции

Пятнадцать лет назад мы все ещё привычно называли революции «локомотивом истории». С тех пор многое изменилось в общественном и индивидуальном сознании. Однако — и в этом объективная истина — революции остаются рубежными пунктами исторического процесса. Другое дело, что отношение к каждой из наиболее заметных из них выстраивается теперь по-новому.

«Славная революция» 1688—1689 гг. в Англии со времён Маркса и Энгельса не в чести у марксистов, в советские времена она всегда оставалась в тени. Между тем, это подлинно великое событие мировой истории, означавшее начало триумфа теории и практики либерализма, конец притязаний реакции на утверждение в Англии абсолютизма и католицизма, конец притязаний Франции Людовика XIV на мировое господство.

Великая французская революция 1789—1799 гг., наоборот, безудержно переоценивалась в советскую эпоху. Особенно это относится к кровавому периоду якобинской диктатуры 1793—1794 гг., в котором Ленин увидел буржуазный прообраз своей пролетарской диктатуры. В ходе якобинского террора погибли виднейшие деятели революции, что предвосхищало, скорее, сталинский террор 1937—1938 гг. Трагической оказалась и судьба Теруань де Мерикур, возглавлявшей поход женщин на Версаль в октябре 1789 г.

Что касается Октябрьской революции 1917 г., то она может быть окончательно поглощена антитоталитарной революцией, начавшейся на наших глазах. Об этом — третье стихотворение.

1688

— Господа, вы слыхали? — воскликнул вошедший,
Золотую застёжку впотьмах уронив, —
Снова правит виденье кровавое, Джефрис.
Не пора ли сжигать за собой корабли?

— Сэр, готовьте депешу, — сказал председатель.
(Секретарь уж держал голубое перо).
— Нас, надеюсь, поддержит сегодня создатель.
Это — имя, и дело, и слава его.

Нет врачей осторожнее, нежели в Гааге.
Принц над картой лекарство себе подбирал.
Вдруг — дежурного звонкие красные краги.
— Герр штатгальтер, из Англии прибыл сигнал!

У Людовика шёл ритуал одеванья.
Пэры Франции передавали чулки.
— Территория — вот что сильнее голландий.
Мы в Германию двинем сегодня полки.

Да, Оранским уплатит история сдельно,
Но господствовал дрейфа зловещий мотив.
И вторая Армада стояла без дела,
Неспособная Англию освободить.

Где в чести паруса, как в семнадцатом веке,
Где воинственный флот — основной аргумент,
Там большую политику делает ветер.
«Протестантский» подул? Так лови же момент!

Благосклонно сегодня открытое море,
И штатгальтер Европе даёт шенкеля.
Родовитые виги, дородные тори,
Выходите встречать своего короля!

1793

Был привычен тогда перевёрнутый мир,
Наполнялась последняя ванна Марата,
И в бессонные двери парижских квартир
Колотила латынь молодых адвокатов.

Австриячка шептала: «Сегодня, мой сын,
Ты узнаешь жестокий кулак санкюлота».
И версальское великолепье картин
Затмевалось картиной слепого полёта.

Теруань торопилась на встречу с Бриссо.
Нам понятен задор ослепительной фронды.
Злоба дня оседала солёной росой
На ресницах заведомо приговорённой.

Вот последний квартал. За углом — особняк.
Там свои. Там Бриссо. Там, конечно, помогут.
«Я за женщин Парижа. Актриса. Для вас я своя.»
И толкают подол онемевшие ноги…

Ты единственной маске — свободе верна.
Фигуранток не любят дешёвые сводни.
Ты когда-то вела наших баб на Версаль?
Получай же сегодня за это по морде!

Получайте по морде, Дантон, Демулен,
Получайте по шее ножом гильотины.
Мы прогнали сегодня своих королей.
Покупайте кровавые георгины!

На колени, создатели ложных доктрин,
На колени движением блудного сына!
Кондорсе, Барбару, Петион, Д’Эглантин…
У малиновой смерти сегодня смотрины.

1917

Тротуар Петрограда! Ты узок и прям.
В ноябре ты прицельно дождём изрешечен.
Ты велишь за тобою идти по пятам,
Подтверждая величие ранее шедших.

Всюду искрами выстрелы, флагов ботва
И осеннее небо холодным нейтралом.
Вновь за бритвы берётся сегодня братва,
И рассыпаны раны кровавым кораллом.

Ты в музее отдал якоря, броневик.
Ты всего лишь оружие прошлого века.
И залезть на тебя, чтобы речь говорить,
Надо быть, несомненно, смешным человеком.

Окуните, товарищи, руки в зарю.
По латыни она называлась «аврора».
На стоянке «Аврора», и я говорю —
Должен каждый иметь своего комендора!

Все правительства временны в эти часы,
И свободна отныне народная воля.
И короны со звоном летят на весы,
И министры уходят, не выучив роли.

Революция: рвущийся горлом озон,
Обнажённый задор полотна живописца.
Даже римлянин Публий Овидий Назон,
Даже каждый из нас для неё пригодится.

И согретые равенством серые дни,
И одетые красным флагштоки бульваров.
И форсируют Невку ночные огни,
И качаются кухни ночных кашеваров.

Что такое история?